Языки огня лижут руки на Марсовом поле, где история вырывается из чрева земли пламенеющей плазмой. Но история мало интересует тех, кто собирается вокруг этого разведённого на кладбищенском мемориале в честь павших революционеров мемориального огня. Выбитые в камне надписи, придуманные наркомом просвещения Луначарским в 20-е годы прошлого века, интересуют, похоже, только нас. Мы останавливаемся и пытаемся вникнуть в их начинающий утрачиваться смысл.

Когда темнеет, над городом сгущается ночь и холодеет воздух, один вид пламени в ночи вызывает желание приблизиться и согреться. Вокруг огня постоянно кто-нибудь есть. Мы тоже идём на его свет, к его теплу, трое праздных гуляк на велосипедах.

У огня сами собой развязываются языки и - как это бывает в парилке, или в купе поезда, легко завязываются разговоры. Устанавливается какая-то тёплая, расслабленная атмосфера, в которой люди стоят, смотрят на огонь и высказывают вслух какие-то свои мысли, так, словно бы сами собой они легко возникают и срываются с языка. Огонь объединяет. Лица теплеют, завязываются разговоры и сами собой устанавливаются душевные контакты. Огонь проникает в души и, играя отблесками в их глазах, словно возвращает нас в ту пору, когда не было городов, электрического света, машин и домов, а была лишь каменная пещера и постоянно поддерживающийся, пришедший молнией с неба, а потому божественный и священный огонь.

Мне пришла в голову странная и сюрреалистическая мысль о том, что горящее пламя есть символ пламенных революционных сердец, которые теперь вот обогревают нас, следующие поколения. Меня потянуло на шутки. Я стал развивать эту мысль и сказал, что, вероятно, даже этот самый горящий огонь суть есть пламенеющий газ, который из глубин земли, где закопаны покойники, поступает сюда по трубам. Кто-то вспомнил что-то ещё более мрачное.

Моё предположение вызвало дискуссию среди посетителей мемориала. Особенно их взволновала мысль о том, что здесь всё напичкано покойниками, что тут везде кости, и что этот город вообще на костях и мы находимся в центре кладбища. То ли из-за изображённой мной мрачной картины, то ли по другой неведомой мне причине, но очень скоро посетители исчезли и мы остались втроём плюс ещё один мрачноватый долговязый тип с бородой и шепелявящим выговором. Этот тип рассказал, что у него в 90-е был роман с итальянкой, а сам он играл в волейбольной команде и даже стал кандидатом в мастера спорта. Он ездил к своей итальянке, Джулии, в Рим, где провёл пару месяцев. 

Всё это он рассказал после того, как к нам подошла группа туристов из Италии. Я смог поспешно вспомнить "bienvenuto" и в ответ услышал  "gracie". Итальянцы с любопытством подошли к огню, очевидно, они приехали смотреть развод моста и пока было время немного погуляли рядом. Я сказал, что мне нравятся все итальянские песни и спросил одного из них в какое время лучше всего бывать в Италии. В ответ я узнал, что это сентябрь, а август слишком дождлив. Когда они ушли, появились испанцы, а потом, после них, евреи из Израиля, -- они были самые весёлые и начали распевать религиозные песни, с припевом "Алилуйя", мы даже взялись с ними за руки и пытались подпевать.

Вот такая была ночь. Чтобы не опоздать через мост, мы переехали его где-то в районе часа ночи и поехали домой. По дороге мы с Юлием заехали в место под названием Брынза, где за 90 рублей подают пойло под названием "морс брусничный", легко угадываемый незатейливый рецепт котогорого состоит из ложки брусничного варенья, разбавленного водой из под крана.

Засыпая, я видел перед собой языки огня, которые грели мои руки и освещали лица стоявших вокруг людей. Мне снились итальянцы, распевающие O, Sole Mio под мандолину и гитару, испанцы, танцующие сарабанду, и евреи, водящие хоровод вокруг огня.

Андрей Радонежский

11.08.2016